— Стало быть, слушок, что в Гульдии завелась какая-то славенская шайка и атаманом у них какой-то Вепрь про вас?
— Я всегда говорил, что ты умен. Вот только никогда не сказывал, что сам из дураков буду.
— Дак там, сказывают, все взбаламутилось, да так, что шагу шагнуть невозможно. Как же дальше-то будешь грабежом пробавляться? Нешто так дела делаются?
— Я тебе уж говорил, купец, ты меня моим делам не учи, за своими догляд имей. Значит, так. Товар я тебе отдам за две трети цены. Через границу мы тебя проведем, мои людишки возницами сядут. Пошлину сам уплатишь.
— Дак сколько мне тогда останется? Так дела… — Купец начал было возмущаться, но замолчал, едва натолкнулся на угрюмый взгляд Добролюба.
— Слушай, Лис, ты думаешь, я до конца так и не понял, что именно ты хотел сделать со мной и как пользовать? И после этого ты хочешь, чтобы с тобой были честными и держались старого уговора? Радуйся, что все же даю возможность заработать. Не столько, сколько ты хотел, но ведь заработать! По моим прикидкам, ты сможешь получить примерно четверть от всего. Заметь, после всего, что было, я еще и щедр с тобой.
— Щедр, говоришь. А вот не стану я на таком уговоре ничего делать. И что тогда?
— Сделаешь так, как я сказал, если тебе дорога жизнь, — жестко закончил Виктор.
Он вперил в компаньона испепеляющий взгляд, и того пробрало до самых тайников души. Отряхин вдруг осознал, что решил поиграть не со щенком неразумным, а со страшным и опасным зверем. Он только с виду прост, хотя и грозен. На деле — очень опасный человек. Сразу же вспомнилось, что он был в чести у воеводы, пользовался его поддержкой, что недрогнувшей рукой мог навсегда успокоить своих противников. Впрочем, и тех, кто стоял на его пути, даже если они, как Струк, ничего плохого лично ему не сделали. Умысла вредить купцу у Добролюба не было, тот ему нужен. А вот сам атаман и его ближайшие сподвижники ему были помехой. Нужна была ватага лихих, которым все равно куда идти, лишь бы не на плаху. Ватага, подчиненная его воле. Прежний атаман никак для этого не подходил, он не покорился бы новому вожаку. А что тут скажешь, Лис — он потому и Лис, что хитер и умен. Верно все просчитал! Он и раньше до всего дошел бы, да только исходил не из тех предпосылок. Да и как он мог предположить, что бывший скоморох настолько заболеет головой, что решит мстить гульдам в их же землях!
Все же заработать удалось поболее, чем он думал. Товар удалось толкнуть весьма выгодно. Добролюб его в очередной раз удивил, вот уж чего не ожидал от того, кто фактически взял его за горло! Именно из боязни, что тот осуществит свою угрозу, Отряхин не стал таить от него, как удалось пристроить товар. Риск слишком велик, ведь он мог и узнать, по какой цене все уходило. Опять же кое-что открыто продавалось и в его лавке, а цены из-за того, что творилось в Гульдии, на их товар поднялся, — об этом знали все.
— Все, что сверх взял, твое, Лис. Я заберу только то, на что был расчет.
При этих словах у купца отлегло от сердца. Если после всего того, что узнал трактирщик, он поступает с ним таким образом, то, значит, имеет на него планы. Это хорошо. Он прекрасно видел, что в глазах Добролюба его жизнь ничего не стоила. Но избавляться от того, кто мог принести пользу, тот не собирался. Ну и слава Отцу Небесному!
— …Я думал, ты его вообще убьешь, а ты ему дал еще и заработать.
— Эх, Горазд, Горазд. Ну вот подумай, к чему мне его смерть?
— Так он же тать!
— А я что, боярин или воевода, чтобы суд вершить?
— А как же гульды?
— Тут иное: око за око, зуб за зуб. А с этого купца мы еще, быть может, и пользу будем иметь. Лошадей-то я и сам пристроил. А он видишь как товар споро растолкал? Да еще и с прибытком! Я столько вряд ли взял бы, тут хватка купеческая нужна.
— С оружием-то что будем делать?
— Ничего пока, пусть лежит. Может, когда и сгодится. Серебра у нас и так в достатке.
Спину обдало ознобом, и Виктор непроизвольно повел плечами. Вроде и середина лета, и не холодно вовсе, а поди ж ты, как пробрало. Хотя погода, наверное, тут все же ни при чем, это скорее нервное. Тяжело сдерживаться, когда цель так близка — только руку протяни. Но не все так просто. Вон он, замок Берзиньш, — рельефно выделяется на фоне темного неба, залитый бледным лунным светом, его видно с любой улицы, тянущейся в том направлении, и с площади, где дома раздаются в стороны, открывая кругозор. На площади он сейчас и находится. Нет, он вовсе не собирается лезть в самое пекло, и не страх его сдерживает, просто Виктор столько уже всего наворотил, чтобы добраться до этой цели, что опростоволоситься на финишной прямой не хотелось.
Больше месяца они не показывались в Гульдии. Незачем было. Пусть уж все тут успокоится, солдаты вернутся в казармы и на свои фермы, а страну отпустит шок от дерзких нападений неуловимой банды Вепря. Ага, вот так его окрестили в Гульдии, и его словесный портрет теперь известен каждому жителю страны. Где-то его переврали, добавили росточку, стати, кровожадности, увеличили численность ватаги чуть ли не до полусотни — а как же, целый десяток прославленных гульдских драгун извели. Но в целом, если его кто увидит, то непременно узнает, хотя бы по той простой причине, что решит подстраховаться. Ведь во всех описаниях имелся и шрам от клинка, и ожог на пол-лица. Даже в это развеселое время человек с подобным набором — не такое уж частое явление.
Вообще-то могло показаться, что действовал он глупо, но это с какой стороны посмотреть. Если бы он хотел найти только тех, кто был непосредственно связан с гибелью его близких, то да, глупее не придумаешь. В этом случае ему стоило по-тихому собрать информацию, выйти на тех, кого искал, и перебить по одному. Но дело в том, что ненависть его распространилась на всех гульдов. Он не резал простых крестьян и горожан, а старался нападать на дворян, купцов и солдат, но это не говорило о том, что остальным он желал здравствовать. Случится, и тот же крестьянин, надев форму, придет в славенские княжества и будет зверствовать наравне с остальными, переполняемый спесью «высшей расы», по этому поводу у Виктора не было никаких иллюзий. Просто гибель именно той категории гульдских подданных имела наибольший резонанс, причиняя вред государству, вселяя страх во все слои общества, сверху донизу. Для них у него тоже имелась горькая пилюля, и скоро он пустит ее в ход.