— Это не твоя печаль.
— На большую дорогу вышел?
— Вот интересно, Лис, а с чего ты решил, что сможешь вернуться обратно в Звонград?
— Ты это… Ты неверно все понял, Добролюб. Я только к тому, что не дело самому-то рисковать. Ты только выслушай.
— Говори. А я послушаю.
— Тут дело какое… Есть у меня знакомец, который с лихими знается. Так вот, у тех трудности с продажей пограбленного, готовы в треть цены уступать, лишь бы с рук сбывать. Тебе и дел-то — товар у разбойничков чин по чину принять да мне весть бросить. Я приеду и сразу уплачу полцены, а товар вывезу.
— А какая тебе печаль платить мне полцены, коли можешь за треть взять и сам?
— Легко сказка сказывается, да нелегко дело делается. Ты меня с собой сравни. Меня разбойнички живо самого без портов оставят, а на тебя никто руку не поднимет, потому как боязно. Тебя они уважать будут.
— Может, и так, да только ты-то ко мне подходил еще до войны.
— Война была лишь в довесок. Ты тогда уже Секача порешил со всей ватагой, и слава о том пошла. Так что не просто я к тебе подходил.
— А чего же давеча отказался?
— Так проверить нужно было. Дело-то оно выгодное, но рисковое — можно и костей не собрать. Тогда-то ты отказался, а тут сам пришел. Ну сам посуди, мог ли я иначе?
— Тоже верно. И как теперь будем?
— Я с тем человечком свяжусь и скажу, чтобы к тебе подходили. А ты жди того, кто тебе слово от Струка принесет и копейку цифрой вверх подаст.
— Добро. Только упреди, чтобы зазря на купцов не нападали. Я сначала убедиться должен буду, все ли ладно.
— Нешто не веришь?
— Ты меня купеческим премудростям учи, а в иных я и сам с усам. А что до товара касаемо, так еще подпортят ненароком, а ты не восхочешь платить по чести.
— Да я…
— Или так, или разговора не было.
— Как скажешь, — со вздохом согласился Отряхин. А чего не согласиться? Кругом распутица, купцы ждут зимника, так что разбойничкам сейчас руку приложить некуда.
— И еще. Как только деньгу потребную соберу, больше этим пробавляться не стану. Устраивает — присылай человечка, нет — знать, не судьба.
— Устраивает, — быстренько так брякнул Лис. Не иначе как рассчитывает замазать, а там, дескать, куда ты, милый, денешься, еще и наводить на караваны станешь.
«Ну-ну, как скажешь», — хмыкнул про себя Виктор.
Жизнь на постоялом дворе шла своим чередом. Горазд довольно хорошо восстановился, а потому нагрузки Виктор постепенно увеличивал, добавил изучение рукопашного боя. Парень занимался боевой подготовкой почти целыми днями с небольшими перерывами, сам Виктор — только по полдня, налегая на самоподготовку курсанта.
Не сказать что в остальное время Волков прохлаждался. Напротив. Дело в том, что очень много сил он тратил на изучение гульдского. Часами корпел над листами, аккуратно записывая все, что ему вдалбливал уже свыкшийся с внешностью ученика толмач (мужичонка немного нервничал, ну а как не нервничать, коли объявлен сухой закон), ломал язык и напрягал голосовые связки, чтобы овладеть гортанной речью. В прошлой своей жизни он как-то наплевательски относился к школьной программе английского, да и в техникуме тоже не заморачивался: есть «троечка» — и слава богу. Думал, язык в жизни не пригодится, так что лучше сосредоточиться на том, что имеет практический смысл. Здесь ситуация была иной, и он буквально вгрызался в гранит науки. Дошло до того, что толмачу было строго-настрого запрещено разговаривать с Виктором на славенском. Только на гульдском. Впрочем, пропойца-то пропойца, но учить этот мужичок умел и уверенно вел своего ученика от простого к сложному.
Спросите, к чему такие трудности, когда можно просто идти и резать гульдов всех подряд? А вот не было желания бить всех подряд. Если нужно, так он и сотню изведет, не поморщившись, ну так это если действительно нужно. А вот специально убивать — к тому душа не лежала. К тому же он хотел найти именно тех, кто участвовал в том налете. Пятерых они приголубили, еще кто-то, может, погиб в войне, но ведь остальные все еще топчут землицу. Ну и как их найти, если не спрашивать? А для того нужно знать язык. Вот так вот.
Вскоре выпал первый снег. До первопутка время еще было. Дураков отправляться в путь во время обильных снегопадов не было, а именно снегом знаменовалось начало зимы. К концу первой седмицы грудня, декабря по-местному, караваны стронутся с места. Сейчас у купцов тоже бойкая пора, полным ходом идет формирование будущих караванов, перекладывается и готовится товар, нанимаются ватаги для охраны.
Наемникам тоже не время отлеживать бока, прошлый сезон остался позади, вынужденный отпуск закончился, теперь главное — не прогадать и заключить выгодный контракт. Те, кто имеет давние деловые отношения, по этому поводу особо не парятся, просто ждут, когда появится наниматель. Эти не поведутся на большую деньгу, потому как подобное дело может оказаться разовым, а вот старый и проверенный купец — это из года в год работа, одним словом — надежность и стабильность.
Бабка Любава оказалась права. С первыми морозами на подворье приключилось ожидаемое, но все же горе: умер Груздь, отец Горазда. Мужчина болел давно и серьезно, настолько серьезно, что отступилась даже кудесница лекарка, буквально творившая чудеса. Одно радовало: крестьянин, винивший себя за то, что его семья попала в холопы, увидел-таки ее свободной и, мало того, пристроенной и крепко стоящей на ногах. Так и отошел в покое, тихо и безропотно, напоследок успев благословить своих домочадцев и высказать слова благодарности Добролюбу.